Особенности дел о ДТП: автоюрист указал на проблемные места
24.07.2017 р. в 17:45, protokol
Занимаясь постоянно защитой по делам о ДТП, начинаешь понимать, что в отечественной практике проблема с ними не только в технических аспектах, и не только в распространённом непрофессионализме и непонимании специфики этой категории дел со стороны следователей и судей. И даже не только в укоренившейся предвзятости в отношении водителей, например, по делам о ДТП с пешеходами. Об этом в своем блоге пишет автоюрист Вадим Володарский.
Такое впечатление, что следователи, а иногда и судьи, занимаясь этими делами, совершенно своеобразно понимают процессуальные нормы, применяя их совершенно не так, как по другим категориям дел. И даже допуская то, что по другим делам явно трактовалось бы как процессуальное нарушение.
Приведём примеры:
Для понимания первого из них следует обратить внимание на важную особенность дел о ДТП. Если в делах об «обычных» преступлениях – может решаться вопрос об установлении лица, совершившего то или иное деяние, и о доказывании его вины; о том, содержало ли данное деяние состав уголовного правонарушения, и т.п., но в большинстве случаев понятно, «кто есть кто», кто будет обвиняемым, а кто потерпевшим. Если, допустим, обокрали квартиру, то понятно, что хозяин будет потерпевшим, а вор, если его найдут, обвиняемым. Примерно то же самое – если нашли труп с признаками насильственной смерти, примерно то же самое – по большинству «экономических» дел (там вопрос – а есть ли состав уголовного правонарушения), и т.п.
То по делам о ДТП часто бывает противоположная картина. Круг участников происшествия известен (если только кто-то из них не скрылся с места ДТП), но кто из них будет виновным, а кто потерпевшим, — понятно далеко не всегда. (Подобная ситуация возникает, помимо этой категории дел, ещё там, где идёт речь о необходимой обороне, и там тоже всё бывает весьма непросто…)
Надо сказать, что наш УПК к такой ситуации не приспособлен. Просто нет соответствующего статуса участника процесса…
Чем и пользуются много лет наши следователи, максимально «выдерживая» всех участников ДТП в статусе свидетеля, не давая тем самым реализовать право на защиту на досудебном следствии. После же проведения следственных действий быстро объявить о подозрении, завершить досудебное следствие и направить дело в суд.
Всё бы ничего, но… Решение о том, кто виновен в ДТП, в большинстве случаев невозможно принять без проведения судебно-автотехнической экспертизы. Вот её и проводят. А где берут исходные данные? А в большинстве случаев из показаний самих участников ДТП и свидетелей. Ещё и вопрос ставят перед экспертом: чьи показания являются технически обоснованными? Без данных, содержащихся в показаниях, в частности, водителей, — такую экспертизу провести бывает практически невозможно.
Однако есть проблема.
П.1 ч.3 ст.87 УПК не разрешает, а прямо требует признавать недопустимыми доказательствами показания свидетеля, который впоследствии стал подозреваемым или обвиняемым. В свою очередь, ч.1 этой статьи предусматривает, что недопустимыми признаются доказательства, полученные на основании любой информации, полученной с нарушениями прав и свобод человека («плоды отравленного дерева»).
Заметим: с одной стороны, в рамках уже идущего судебного следствия статус лица не может измениться со свидетеля на обвиняемого. Следовательно, речь идёт о показаниях, данных на досудебном следствии. Но, с другой стороны, есть ст. 23 УПК, которая говорит о непосредственности исследования судом, в частности, показаний свидетелей. Поэтому, по идее, напрямую применить п.1 ч.3 ст.87 УПК к показаниям невозможно. Зато можно и нужно применить к доказательствам, полученным благодаря информации, которая взята из этих показаний.
В частности, это касается и тех самых экспертиз, для которых исходные данные брали из показаний, в том числе, того водителя, который на тот момент был свидетелем, а потом стал обвиняемым. Исходя из изложенного, это – прямое основание признания такого заключения экспертизы недопустимым доказательством.
Следователи, слыша такую аргументацию, обычно хватаются за голову: а как же нам расследовать дело, когда непонятно, кто из участников ДТП виновен?! Однако, во-первых, закон же не «зловредный» адвокат писал! А во-вторых, максимально выдерживать водителя в статусе свидетеля – практика распространённая, в том числе и по тем делам, где всё очевидно. Например, в случае наезда на пешехода понятно, что либо не будет состава уголовного правонарушения, и дело нужно будет закрывать (что сомнительно, учитывая предвзятость к водителям по этой категории дел: вину максимально стараются «найти» или изобрести), или же подозреваемым. А потом обвиняемым, будет именно водитель. Зачем же его до конца допрашивать как свидетеля? Чтобы не давать возможности реализовать права, предусмотренные законом для подозреваемого?!
В случаях же, когда виновность не была очевидна, нужно учитывать, что, давая показания, водитель мог вообще не предполагать, что впоследствии подозреваемым (обвиняемым) по делу будет именно он, а не «оппонент». Соответственно, давая показания в качестве свидетеля, он мог вообще не быть озабочен своей защитой. Является ли такая ситуация нарушением права на защиту? Безусловно!
Что интересно: на этот процессуальный аспект крайне редко обращают внимание не только судьи, но и адвокаты. А зря: в большинстве случаев заключение судебно-автотехнической экспертизы, той самой, которая основывается, в том числе, на показаниях водителей, — краеугольный камень позиции обвинения. Признание такого заключения недопустимым доказательством означает невозможность вынесения обвинительного приговора.
Есть ещё один интересный аспект, связанный как раз с принципом непосредственности исследования доказательств, в частности, показаний, который изложен в ст.23 УПК. И требования там достаточно жёсткие.
Опять же, по «обычным» уголовным делам проблем, как правило, не возникает. По делам же о ДТП именно показания, данные на досудебном следствии, «прорываются» в предмет исследования суда, будучи изложенными в том самом заключении экспертизы. Мало того – их техническая обоснованность является предметом исследования экспертов!
А ведь обвиняемый (впрочем, как и потерпевший, и свидетель) в судебном заседании может дать показания, отличающиеся от тех, которые он давал на досудебном следствии. И не только в силу злонамеренности, а в силу того, что ему будут задавать вопросы участники процесса, и он либо вспомнит что-то новое, либо расскажет об обстоятельствах, о которых следователь его не допрашивал вообще. Либо следователь неточно что-то записал в протокол, и т.п. Вариантов может быть немало.
Вопрос не в причинах и не в том, насколько велики различия, а в том, что предметом исследования эксперта являются те показания, которые вообще не могут быть исследованы судом и положены в основу приговора.
Причём это касается не только собственно протоколов допросов, но и следственных экспериментов.
Последние, как известно, делятся на две категории: первую мы можем условно назвать собственно экспериментом (например, определение видимости препятствия в свете фар автомобиля) – с их методиками, кстати, тоже возникает много проблем, но они больше технические, чем процессуальные. Вторая же – показания на месте. По делам о ДТП часто, например, просят водителя точно указать на месте происшествия место столкновения, расположение своего и чужого транспортного средства, расположение пешехода в момент его обнаружения, и т.п. Кстати, точность такого воспроизведения через значительное время после ДТП обычно сомнительна.
По сути, во втором случае мы имеем дело именно с показаниями. (И к ним применяется, в числе прочего, п.1 ч.3 ст.87 УПК.) Возникает дилемма: с одной стороны, получить такие показания в судебном заседании невозможно, т.к. на этой стадии следственный эксперимент не проводится. С другой – исследование таких показаний является нарушением принципа непосредственности и требований ст.23 УПК. А следовательно, то же самое относится и к заключению экспертизы, основанной на таких показаниях.
Как ни странно, на этот аспект адвокаты и судьи также обращают внимание реже, чем следовало бы.
И напоследок: по любым другим делам вещественные доказательства исследуются непосредственно в судебном заседании. (Автору этих строк, например, не так давно пришлось принимать участие в заседании, где таким образом исследовались детали оружия.)
Но часто ли приходится встречаться со случаями, когда суд так же непосредственно исследует такие вещественные доказательства, как повреждённые транспортные средства? А ведь если суд этого не сделал – это не просто нарушение УПК. Это – существенная неполнота исследования доказательств по делу. Мало того: согласно доктрины «плодов травленного дерева», это делает невозможным обоснование приговора доказательствами, основанными на информации, полученной из тех же вещественных доказательств, в частности – транспортно-трассологических, автотехнических и прочих экспертиз.
Причём никаким изучением фотографий заменить непосредственное исследование вещественных доказательств нельзя…
Понятно, что автомобиль в суд не доставишь. Понятно и то, что судье зачастую не хочется покидать уютный зал ради исследования доказательств под открытым небом и зачастую в условиях весьма некомфортных. Но требования закона в данном случае именно таковы. И их несоблюдение – основание для апелляционного обжалования приговора…
И, кстати, напоследок: в случае, если транспортные средства стоят на штрафплощадке, часто ли следователь позволяет их осмотреть стороне защиты при выполнении требований ст. 290 УПК? А ведь непредъявление вещественных доказательств – основание для признания соответствующих доказательств (и всех последующих на ветвях «отравленного дерева») недопустимыми!
Всё это было бы очевидным при расследовании и судебном рассмотрении любых других категорий уголовных дел. Но по делам о ДТП практика, по сути, являющаяся нарушениями УПК, стала общепринятой. По сути, практика такая сложилась давно, но стала противозаконной со вступлением в силу ныне действующего УПК, и почему-то за этот период не встречает адекватной оценки судами, в том числе апелляционной и кассационной инстанций.
Остаётся вопрос: почему же таково отношение к нарушениям процессуального закона именно по отдельно взятой категории дел?
Не из-за отношения ли к водителю. К автомобилю и к самому факту владения автомобилем в обществе в целом, в результате чего это распространяется и на юридическую практику?
Ведь «автомобильную» сферу пытаются вывести из сферы действия конституционных норм, правовых принципов и прав человека и во многих других отношениях, о чём, несомненно, писать придётся ещё не раз и не два…
